Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1870 – 1874
– Это еще не все, они прибыли из прихода, у них же там не волости?
– Совершенно верно, приходы.
– Так вот приход созвучен нашему Перово.
Путилин поднялся и достал из шкапа справочник. полистал и на нужной странице, повел пальцем сверху вниз, остановил его:
– Перово говоришь, немного ошибся, Миша, Перкярви, – произнёс Иван Дмитриевич по буквам, – вот тебе и пухлое, конечно напоминает отдаленно, но там единственное, что подходит.
– Мне собираться?
– Все схватываешь на лету, – Путилин поставил справочник на место, – на рассвете выедешь, а к вечеру уже будешь мне докладывать о наших героях.
– Не успею, – с сомнением в голосе возразил Миша.
– Поезжай сегодня, всего—то восемьдесят верст в одну сторону, да другую, притом там поезд останавливается, чтобы к вечеру был у меня.
– Постараюсь.
Первая ступенька была вровень с перроном. Жуков не соскочил, а ступил прямо на него, он стал единственным, кто вышел на станции Керкярви, осмотрелся, кроме кондукторов никого не видно. Хотя лето на дворе, но под утро слишком зябко, Миша запахнул на груди пальто и улыбнулся, был доволен собой, что не поленился и взял с собою столь необходимую вещь.
Перед ним возвышалось деревянное строение в один этаж, покрашенное мерзкой желтой краской, которая в свете фонарей выглядела старым повидавшим не одно поколение людей, хотя построено всего четыре года тому, когда в эти края пришла железная дорога. По бокам лестницы в пять ступеней вели в зал ожидания второго класса, с левой стороны перрона виднелась открытая веранда, из нее пассажиры первого класса попадали в более комфортабельное помещение с буфетом и станционным рестораном с пятью столами. поодаль располагалась билетная касса и конторки начальника и самого важного человека по значимости – диспетчера, без сигнала которого не мог ни остановиться. ни прибыть ни один поезд.
Миша подметил все сразу наметанным глазом. он себя давно тренировал память, иногда подражая героям Эмиля Габорио, чьими романами зачитывался ночами.
Теперь оставалось самое главное – выяснить у местного старосты, где находятся Андрей Григорьев и Мария Густова.
В зале для пассажиров первого класса было тихо и несколько фонарей давали сумрачный спокойный свет. казалось, что даже тени заснули в ожидании предутренней зари.
В восьмом часу. представившись диспетчеру, Жуков узнал у него, как найти старосту, долго путано объяснял железнодорожный работник, но в конце концов оказалось. что столь необходимый человек живет на соседней улице в двухэтажном деревянном доме, с железным петухом на крыше. Миша поблагодарил и направился к старосте, который собирался уезжать и если бы Жуков промедлил, хотя бы минуту, то не застал бы его.
Староста высокий широкоплечий мужчина пригласил нежданного гостя в дом, но Миша отказался. ссылаясь, что приехал только получить сведения о жителях прихода.
Оказалось, что Григорьев и Густова сбежали год тому, один от жены, другая от мужа и не появлялись в родных краях. пока с недели две тому не объявились и не были посажены в Кексгольмскую камеру предварительного заключения за то. что при побеге год тому залезли к соседям и украли деньги и вещи.
Миша уточнил:
– Они оба в Кексгольме? Как туда добраться?
– Да, пока сидят там. – ответил староста. крикнул сынишку, которому приказал отвести сыскного агента в уездный город и на этом они распрощались.
В уездный город Миша приехал уставший и разбитый, десять верст по ямам на скрипящей телеге не добавили сил, но хорошо, успокаивал себя Жуков, что хотя бы так, не то ждать поезда, а он приходил намного позже полудня, а значит, потерянное время.
Полицейский участок размещался слева от рыночной площади, которая в будние дни. да в такое время была пуста. Это не воскресный или праздничный день, когда площадь забита товаром и каждый наперебой хвалит привезенное собой.
Жукова всегда удивляла тишина в уездных участках, словно здесь протекает совсем другая жизнь. здесь другой мир. настолько разительно отличается от столичного, что казалось. приедешь через сто лет, все будет по—прежнему, благодать и тишина.
Жуков постучал в дверь. на которой витиеватыми буквами было написано «Полицмейстер», без звания и фамилии, словно они меняются каждый день и не успевают запечатлеть в истории города имена.
– Да. – раздался властный басовитый голос, от которого даже Миша. стоящий в коридоре, вздрогнул.
Жуков набрал в легкие воздух и ступил в кабинет, словно холодную ледяную воду, натянув на лицо улыбку.
– Здравия желаю, – приветствовал он человека в военной форме, стоящего у окна и курящего папиросу, тот только кивну головой и после очередной затяжки сказал:
– Чем могу служить?
– Разрешите представиться помощник начальника сыскной полиции Санкт—Петербурга Михаил Силантьевич Жуков по неотложному делу.
– Н—да, – произнёс военный, – всякие у меня личности бывали, но чтоб из сыскной, говорите, в первый раз и по неотложному делу. – по тону. с которым произносились слова, и по выражению лица невозможно было понять чувств говорившего то ли он шутит, то ли говорит серьезно, – и какое такое дело привлекло сыскную полицию к нашему краю?
– В камере предварительного заключения содержатся два человека, вот они нас интересуют.
– И кто такие?
– Андрей Киселев и Мария Густова.
Полицмейтер смерил оценивающим Мишу взглядом, вытянул губы трубочкой, не иначе размышляя о чем—то своем, потом сказал:
– И на сколько они сыскной, – с ехидцей подчеркнул «сыскной», – понадобились.
– Подозрение в тяжком преступлении.
– Уж не политические, хотя нет, жандармы бы явились. Вот что, Михал Силантич, забирай эту парочку в столицу.
– С превеликим удовольствием.
– Хорошо, – обрадовался полицмейстер, – у меня камеры пусты. только эти двое и когда еще наш судебный следователь ими займется, запил. подлец, у него такое случается, а мне деньги на их содержание выделяй, стражу приставляй.
Поезд из Кексгольма отправился в столицу через час, так как он был почти пустым и чтобы не пугать пассажиров, арестантов посадили отдельно, напротив развалился на жесткой скамье Миша.
– За что нас в столицу? – спросила Мария, довольно красивая молодая женщина со светлыми волосами и слегка раскосыми глазами, которые впрочем не портили ее, а добавляли какой—то притягательности.
– Кто его знает? – пожал плечами Жуков, играя роль агента. которому поручили дело, а он ни сном, ни духом.
– Не успеешь пообвыкнуть, как тебя в новое место, – пожаловался Андрей, как было написапо в сопроводительной бумаге, мужчина двадцати четырех лет.
– Не сотворили бы чего, – Миша смотрел в окно, – так бы и не посылали бы меня ни свет, ни зоря, только вот устал.
Он не видел, как арестованные обменялись взглядами.
В столицу прибыли в десятом часу.
Иван Дмитриевич сидел в кресле, словно и не поднимался со вчерашнего дня. Мишу встретил почти прохладно. даже не поздоровался, чего обычно не бывало.
«Гроза пронеслась над сыскным», – подумал Жуков, под грозою подразумевая вышестоящее начальство, которое думает, что преступления раскрываются по мановению руки, раз щелкнул и преступник за решеткой.
– Чем обрадуешь?
– Мной доставлены Киселев и Густова, я их пока в камеры определил. – не стал тянуть Жуков, итак видя подавленное настроение Путилина.
– Не ожидал, – Иван Дмитриевич с удивлением посмотрел на помощника, – давай тогда ко мне женщину, нет, нет, Андрея Киселева. если не ошибаюсь. У мужчин всегда нервы не так крепки, как у женщин. Те, если упрутся, ничем с места не сдвинешь. Веди.
Миша открыл дверь, пропуская молодого еще человека с короткими черными волосами и большими голубыми глазами.
– Ваше Превосходительство, – Жуков поднял Ивана Дмитриевича в чине на одну ступень выше, – арестованный по делу об убийстве, – мужчина отшатнулся, крестьянин Андрей Иванов Киселев доставлен.
Путилин придал лицу строгое выражение и буркнул:
– Садись, что там стоишь! – было не ясно, кому адресованы слова – арестованному или сыскному агенту, но присели оба: Миша, словно он хозяин кабинета, закинул ногу на ногу, не хватало только длиной папиросы в руке, Киселев опустился на краешек стула, робея перед Превосходительством.
– Итак, – строгим, но довольно тихим голосом произнёс Путилин, – я не хочу лишнего разговора. поэтому приступлю к делу. Ты, Андрей Киселев. – Иван Дмитрич поднес ближе к лицу бумагу и начал читать с чистого листа. – обвиняешься согласно статьи тысяча четыреста пятьдесят четвертой Уложения о Наказаниях. Знаешь, что за статья.
– Никак нет.
